Четвертый удел Богородицы

Дивеево будет называться не по селу Дивеево, а по всемирному Диву.

Преподобный Серафим Саровский

Казанская церковь Серафимо-Дивеевского монастыря. Фото конца XIX в.


Обитель святого Серафима

Чем же живы «Дивеевские сироты»? Живы они тем, что жив среди них отец, питатель и молитвенник их, батюшка Серафим. Скажите кому-нибудь из них, что в монастыре их то или это устроено хорошо, и они ответят вам: «Так благословил батюшка; все у нас по молитвам его».

…Спросите настоятельницу, как она думает поступить в том или другом деле: «Как благословит батюшка Серафим; как уж он укажет», – таков обычный ответ ее на подобные вопросы. Спросим и самих себя: разве не вера, что преподобный Серафим жив и непрестанно молит о нас Бога, собрала нас на это торжество? В этом храме, где возносилась ныне Бескровная о нем Жертва, где некогда и сам он совершал Божественную литургию, кто из нас не чувствует присутствия и молитвенного с нами общения его? Кто духовными очами не видит озаренного небесным Светом образа его? Кому не слышится его дышащее любовию слово? <…>

Ты показал веру и ту силу веры, для которой ничего нет невозможного, которая как в области духа, так и материи преодолевает все препятствия, способна и горы переставлять по слову Твоему (Мк 11, 23). …Показал нам Ангела в условиях земного быта и человека, уже на земле вкусившего сладость Небесного Царствия, даровал нам нового великого молитвенника пред престолом Твоим о наших нуждах, скорбях и болезнях и нового Чудотворца Русской земли.

Протоиерей Димитрий Троицкий. Из книги «Серафимо-Дивеевские предания»

* * *

Протоиерей о. Василий Садовский говорит в своих записках, как он однажды посетил батюшку Серафима, который его спросил: «Как, батюшка, думаешь, хорош ли Саров?» «Как не хорош, батюшка, – ответил о. Василий, – чего же еще лучше!» «Во, во, батюшка! – воскликнул о. Серафим в восторге. – Ведь Саров-то только рукав, а Дивеево-то – целая шуба!» И до трех раз повторил это о. Серафим, а затем спросил: «А хорош ли собор-то у нас, батюшка?» «Хорош, батюшка», – ответил о. Василий. «Хорош, батюшка, как не хорош, очень хорош! – продолжал о. Серафим. – А я тебе говорю, что у нас в Дивееве еще лучше того собор будет! И в моем-то соборе у нас-то в Дивееве все иконы, какие только ни есть на всем свете и даже на Афоне, всех явлений Матери Божией, у меня-то в соборе все они, батюшка, будут!»

Архимандрит Серафим (Чичагов). Из книги «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря»

Святыни Дивеева

Обитель Дивеевская сохраняет в себе много предметов, бывших в личном употреблении отца Серафима. Сюда сестры обители, вскоре после кончины преподобного, перенесли Ближнюю и Дальнюю подвижнические его келии-пустыньки. Первая находится в том виде, в каком была при жизни блаженного старца, а вторая обращена в алтарь в храме Преображения Господня. В этом храме устроены четыре витрины, в них хранятся вещи преподобного: епитрахиль, мантия, богослужебные книги, скуфейки, полумантия, мотыка, топорик, лапти, рукавички, завязанные в узелке волоса преподобного, часть камня, нож, чулки, чоботы и другие вещи. В алтаре хранится табурет, стоявший в келии преподобного. Образ Царицы Небесной «Умиление», написанный на полотне, натянутом на кипарисовую доску, и стоявший в монастырской келии преподобного, помещен в особом киоте и в драгоценной ризе у столба, на левой стороне Троицкого соборного храма. В этом храме из четырех его приделов один с 1875 года хранился неосвященным, потому что вера дивеевских сестер в святость отца Серафима и в его прославление была так сильна и жива, что они терпеливо ждали этого Всероссийского церковного торжества для посвящения придела его имени.

* * *

Надо заметить, что Дивеевский монастырь основан и живет заветами отца Серафима. Оттого дни торжеств Саровской обители стали временем духовной радости и в Дивеевском монастыре. Духовные торжества той и другой обители усугубились участием в них высочайших особ. <…>

После обычной ектении и многолетия государь молился пред иконою Божией Матери «Умиление», пред которою в молитве скончался в Сарове отец Серафим, и пред местночтимою иконою «Нерукотворенный Образ Спасителя» и прикладывался к ним. Затем осматривали северный придел собора, приготовленный к освящению в честь преподобного отца Серафима, и в особенности живопись собора, обладающую высокими достоинствами; вся она есть духовная жертва дивеевских подвижниц, несущих «живописное» послушание в обители. <…>

Были высочайшие гости и в Преображенской кладбищенской церкви, там хранилось несколько памятников, оставшихся от преподобного Серафима. Алтарь храма сооружен из его келии, взятой из Дальней пустыньки отца Серафима. Ее устроили когда-то те самые разбойники, которые избили его и которых он простил. Из Сарова после смерти отца Серафима келию перенесли в Дивеев и обратили, по указанию преосвященного Иеремии Нижегородского, в алтарь. Необделанные бревна оставлены в неприкосновенном виде, а для более надежного сохранения этого памятника подвигов преподобного алтарь включен в наружную церковную стену, от которой отделен коридором, и под особую крышу. В этой же церкви хранятся: Евангелие с Псалтирью, с ними отец Серафим не разлучался при жизни и обыкновенно носил их в котомочке за спиной, его епитрахиль и поручи, часть камня, на коем он молился 1000 дней и ночей, и другие предметы его обихода: подсвечник, скамья, стул и прочие, все в эти торжественные дни хранилось в новых витринах и составляло предмет чествования со стороны богомольцев.

В Дивеевской пустыньке – название прежней келии – есть еще маленькая избушка отца Серафима, вырубленная им самим на его Ближней пустыньке в Сарове, у источника, около реки Саровки. После кончины его эту келию тоже перенесли в Дивеев и сохранили в том самом виде, какою она была у преподобного. И этот памятник для более надежного сохранения заключен в футляр, в наружную постройку. В келии хранится часть того же камня – свидетеля молитвенных подвигов отца Серафима – и обрубок дерева, заменявший ему стул. В келии совершалось непрестанное чтение Псалтири. Все богомольцы считали обязательным для себя побывать в этой келии, ведь в ней возносилась чистая, святая молитва праведника Божия.

Саровские торжества – открытие святых мощей преподобного Серафима – завершились освящением двух храмов имени преподобного. <…>

Освящение второго храма во имя преподобного Серафима Саровского совершено 22 июля в Серафимо-Дивеевском женском монастыре. Здесь, по глубокой вере сестер обители в святость и скорое прославление основателя ее, с 1875 года был устроен в честь его левый придел соборного храма, но оставался неосвященным до открытия святых мощей преподобного Серафима.

Накануне освящения в соборе монастырским духовенством были совершены церковные службы: малая вечерня, параклисис, повечерие и всенощное бдение, причем на литию и величание во время всенощной выходил преосвященный Назарий, епископ Нижегородский. Стечение богомольцев по случаю торжества было необычайное: обширный храм далеко не вмещал молящихся и снаружи был окружен живою стеною народа. Непрерывная исповедь продолжалась от 3 до 12 часов ночи, и причастников на следующий день было более тысячи человек.

Торжество же освящения храма началось в 7 часов утра. После облачения святого престола и жертвенника, преосвященным Назарием было совершено перенесение на голове частиц святых мощей из алтаря главного придела соборного храма, и затем крестный ход направился вокруг собора. В новоосвященном Серафимовском храме была совершена архиерейским служением первая литургия, а по окончании торжественный молебен. В иконостасе новоосвященного Серафимовского храма, на храмовой иконе преподобный Серафим изображен в длинной монашеской мантии и со взором, обращенным к небу; у ног преподобного раскинут вид Саровской пустыни. Рядом помещается икона с изображением апостола из числа семидесяти, Прохора (мирское имя преподобного), и святого Сильвестра, Папы Римского, память которого празднуется 2 января – в день кончины преподобного. На северных боковых дверях изображен огненный шестокрылый серафим, Ангел преподобного Серафима в иночестве.

Протоиерей Димитрий Троицкий. Из книги «Серафимо-Дивеевские предания»

Хроники Дивеева

В Дивееве хранился план, начертанный батюшкой Серафимом. По его предсказанию, в конце времен монастырь должен был распространиться до самого высокого берега речки Вичкензы (теперь там пруд), в ограду должны войти Казанская церковь и дома приходского духовенства. Поэтому каменная ограда, окружавшая монастырь, была поставлена только с севера, востока и юга, а с запада стоял лишь деревянный забор. После переворота 1917 года забор этот сломали и на территории монастыря по понедельникам устраивали базар, что мешало жизни обители. Отобраны и заняты были в эти годы и находившиеся в этой части монастыря некоторые корпуса.

Монастырь всегда разделялся на старую и новую обитель. Старая обитель начинается с корпуса матушки Александры и занимает весь северо-западный клин монастыря; там располагался монастырский огород и кроме новых корпусов помещался старый корпусочек, где подвизалась блаженная Пелагея Ивановна. Келия ее сохранилась в том виде, какой она была и при блаженной. В корпусе читалась неусыпаемая Псалтирь: 12 старушек по очереди читали ее все сутки. Назывался этот корпусочек пустынькой блаженной Пелагеи Ивановны. Над келией матушки Александры был выстроен чехол, образовавший второй этаж. Здесь жили сестры, обслуживающие пустыньку первоначальницы, а также Рождественские храмы, поддерживающие неугасимыми свечу в верхнем и лампаду в нижнем Рождественских храмах. В нижнем храме Рождества Богородицы до разгона читали неумолкаемую Псалтирь. Чтение прерывалось только в среду Страстной недели и начиналось после малой вечери в субботу Светлой недели.

* * *

Примечательно, что в монастыре многие жили родами. Так, до самого разгона жили Мелюковы, Путковы и другие из родов первых дивеевских стариц.

Главным в монастыре считалось послушание, оно ставилось выше поста и молитвы. <…> Монахини обязаны были ежедневно посещать все монастырские службы и еще, кроме того, дома вычитывать по три кафизмы Псалтири. Более молодые при этом от послушаний не освобождались. Постригали в мантию не раньше 40 лет.

По поступлении в монастырь все некоторое время носили свою мирскую одежду. Через несколько месяцев, обычно к какому-нибудь празднику, матушка-игумения сама одевала новеньких у себя в корпусе в ряску, апостольник и бархатную, так называемую «голую», камилавку и давала в руки четки с приказанием непрестанно творить Иисусову молитву. А приходили к матушке-игумении в черном монастырского покроя сарафане и монастырской рубашке.

Через некоторое время постригали в рясофор. Постригал иеромонах в церкви. К рясофорному постригу сестры шли парами в черных подрясниках и кожаных поясах с распущенными волосами.

Тут снова одевали в рясу с широкими рукавами, апостольник и надевали уже камилавку, покрытую черной тюлевой наметкой. В руки давались четки и зажженная свеча. Эту свечу хранили, и она давалась в руки умирающей, а после смерти клали в гроб.

Последние годы матушка-игумения одевала сразу в камилавку с наметкой. Манатейные монахини, так же как и саровские монахи, носили ряски с узкими рукавами. Обретались в монастыре и схимницы, и затворницы, но мало кто решался брать схиму, так как к постригу относились очень серьезно. К тому же мантию как должно в монастыре исполнять было трудно. Схиму явно не носили, но прятали под одеждой.

* * *

Трапеза в монастыре была очень скудная. В обычные дни раздавали по корпусам кислые щи, больше с черными грибами, квас, капусту, огурцы, черный хлеб. В праздничные дни ходили в трапезную и ели; если три блюда, то квас с рыбой, щи и суп; при 4-х переменах добавлялась еще каша. В тех послушаниях, где имелся свой доход, к трапезе добавляли приварок. Так было принято, например, в таком серьезном послушании, как живописная. В мастерской все силы сестер уходили в работу, и если бы не добавка, на монастырской пище сестрам не выдержать. И так-то они все выглядели бледными, истомленными, ведь сидели и зиму, и лето без воздуха, да еще при таком напряжении. Трудовые сестры выглядели всегда крепче, здоровее от постоянного пребывания на открытом воздухе, от физической работы.

* * *

Сестры жили по послушаниям. В корпусах обычно помещались мастерские и жилые келии. Кто где работал, там и жил. В монастыре была большая живописная мастерская. В ней сестры не только писали иконы, но и заготовляли доски, золотили и чеканили. У каждой была своя специальность.

В последнее время создали отдельную иконописную.

Больше 80 сестер жили и работали в литографии. Сами работали на камнях (накалывали), по году подготовляли каждый камень. Печатали на моторе картины. Сушили. Кроме того, переводили картины на белые грунтованные доски и затем их прописывали. Отливали из алебастра фигуры преподобного с медведем и раскрашивали. Делали всякие корзиночки, игрушки. Все это раздавали и продавали в монастырской лавке. <…>

В рукодельном послушании шили гладью на пяльцах и вообще вышивали. В портняжной шили одежду для сестер. Портных было несколько. В ризной – шили и чинили ризы, делали цветы, убирали иконы и плели русское кружево на коклюшках. В вязальном – вязали на машинах. В манатейном – пряли из русской овечьей шерсти и ткали манатею, из которой шили ряски и мантии. Специально выделенные сестры шили апостольники и камилавки.

В хлебном корпусе сестры пекли хлеб. На мельнице сами мололи муку. Возле мельницы помещались две житницы. В просфорной – пекли просфоры. Трапезная помещалась в храме святого князя Александра Невского, под трапезной была стряпушечная, где варили пищу.

В свечном корпусе в монастыре делали свечи, а подготовляли воск, промывали, топили и отбеливали в лесу на Ломовке, где был специальный свечной корпус.

Соборницы жили в отдельном корпусе. Им приходилось по ночам караулить по очереди собор, а остальные церковницы жили тут же при своих церквах.

В погребном корпусе жили погребщицы. Под корпусом помещался большой погреб, где хранились капуста, огурцы, грибы.

Отдельно была квасная. Там готовили и в погребе под корпусом хранили монастырский квас. В конце зимы, в марте, все погреба набивались льдом и снегом.

В монастыре была своя большая больница и аптека. Врачи были свои же сестры, принимали и лечили там и приходящих крестьян. Был и свой зубной кабинет. Зубы лечили тоже сестры. Было четыре зубных врача. Зубы не только лечили, но делали и протезы.

В саду жили садовницы. Сад был расположен в северо-восточном углу монастыря, а в юго-восточном углу помещалась коровная и находились парники. Там была специальная водокачка. Главная водокачка помещалась у начала канавки. Оттуда все брали воду, а в некоторые послушания был проведен и водопровод. На водокачке работали свои же сестры.

В молотильном корпусе сестры молотили зимой и убирали хлеб и солому. Молотили цепами. Летом работали в поле. Монастырская земля простиралась на юг, к деревне Рузаново.

В огородном корпусе жили огородницы.

В этих послушаниях, в отличие от мастериц и клиросных, жили трудовые сестры. <…>

В монастыре было две своих лавки: бакалейная и мануфактурная. Сестры все могли приобрести, не выходя за ограду. Был специальный лавочный корпус, где жили лавочницы (продавщицы).

Таким образом, монастырь целиком обслуживался сам. Все было внутри обители. Существовало большое, сложное и хорошо организованное хозяйство. Монастырь капиталов не имел, жили своим трудом. Хутора и подворья вносили свою лепту помощи, ведь кроме молодых рабочих сестер было много старых, нетрудоспособных. Кто из них мог, читал в пустыньках Псалтирь, а некоторые уже и того не могли. <…>

В субботу на послушания не выходили, наступал «свой день», когда сестры могли что-то себе заработать, поскольку монастырь предоставлял только помещение и скудную трапезу. Одежда и обувь у каждой сестры были свои, и кто не получал помощи от родных, тем приходилось на это самим зарабатывать. Вязали платки или расписывали, делали четки, кто что умел. Работали и по вечерам в келиях. После погребения покойниц их вещи раздавались, но больше пожилым сестрам, видно, на новеньких мало надеялись, ведь не все уживались в монастыре.

В последние годы, когда в обители поместился понедельничный базар, «свой день» выпадал на понедельник. Кроме того, летом на месяц отпускали сестер жать, так как трапезы уже не было.

* * *

Перед праздниками по всем корпусам делали уборку. Некрашеные полы вымывались добела, и все застилалось самоткаными новыми половиками, кровати украшали чистыми покрывалами. Три дня Рождества и всю Светлую неделю не работали, а только ходили в церковь, по канавке, по пустынькам, а дома читали духовные книжки. Бедные певчие, бывало, к концу Пасхальной седмицы лишались голоса от постоянного пения. Ведь на Пасху вся служба заменялась пением, а вместо монастырского правила после вечерни пели весь Пасхальный канон. Когда я поступила в монастырь, меня больше всего поразило, как в монастыре проводили Великий пост и как особенно радостно справляли праздники.

* * *

Вся жизнь, все интересы, горе и радости сосредотачивались в монастыре. Жизни вне монастыря будто и не существовало. Было много монахинь, которых приводили, а иногда и приносили в монастырь младенцами, и доживали они в нем до глубокой старости. Матреша моя пришла в монастырь 4-х лет и так любила обитель, что ее насильно посылали в Вертьяново на несколько часов к родным. Она тут же стремилась обратно. Даже ходить она одна в миру боялась и всегда просила брата родного проводить ее домой.

* * *

Пророки. Рассказывала мать Агния. В Тихвинской церкви сзади в углу против входа на хоры висела картина ветхозаветных пророков. Картина размером 2 на 3 аршина. Пророки были написаны во весь рост. От времени изображение потемнело, сделалось почти черным. Перед картиной горела лампада. А тут перестали лампадку зажигать: «Что ее зажигать – картина черная – почти ничего не видать».

И вот раз приходят старушки, которые там всегда стояли, а пророки ушли. Никакого изображения на холсте нет. Стали старушки нарочно собираться там молиться, зажигать лампадку, и вот раз приходят утром и видят, что пророки пришли. Утро было росистое, и у пророков на ногах капельки росы. Это было давно, еще до открытия святых мощей преподобного.

* * *

Рассказывают, что какой-то архиерей приехал в Саров и спрашивает:

– Где пустынька преподобного?

– В Дивееве.

– А камни?

– В Дивееве.

– Где все вещи?

– В Дивееве.

– Как же монашки у вас мощи-то не унесли?!

* * *

Я где-то читала, что преподобный явился во сне Мотовилову и велел какую-то болящую напоить водой с камня, на котором сам молился. Но как это сделать? Из земли выступали большие каменные глыбы. Пробовали отбить кусочек – не получилось. Тогда преподобный снова явился во сне Мотовилову и велел разжечь на камне костер. Сделали как велел, и камень сам распался на куски. Все их отвезли в Дивеево, оттуда они разошлись по всей России. К открытию мощей один кусок этого камня был привезен из Дивеева и положен в келии-часовне в Саровской обители.

* * *

На Саровской колокольне были часы, они отсчитывали не только четверти, но даже и минуты. По всему лесу слышался благолепный звон. После переворота косточки батюшки Серафима лежали открытыми в раке без облачения, так к ним тогда и прикладывались.

И вот раз произошел случай. Одной монашенке в Дивееве приснился преподобный с такими словами: не ходите в Саров, кто будет смотреть косточки, тот не увидит его в будущем веке. С полгода это продолжалось, потом мощи снова облачили.

* * *

Крест чудотворный. После разгона монастыря многие иконы были сложены в верхнем Рождественском храме. Крест-распятие был очень большого размера и, очевидно, не проходил в дверь небольшого храма. Вот и вздумали отпилить одну ручку Спасителя с частью креста, чтобы легче пронести в помещение.

В трапезном храме Александра Невского в то время уже устроили клуб. Пошло оттуда несколько человек в четверг или утром в пятницу на Страстной неделе за крестом. Поднялись наверх по лестнице на паперть и видят: стоит там распятие, а из надпиленного места видны следы текшей и запекшейся крови. Следы крови были и на полу, куда она стекала.

Сразу стало всем известно. Помню, выходим мы в Великую пятницу от вечерни, а мужики становятся друг другу на плечи, чтобы заглянуть в окно верхней паперти.

Говорили, что этот крест считался чудотворным в монастыре. Он должен быть ставлен на горнем месте в соборе, но оказался мал, и долгое время стоял в живописной. А в последнее время его поставили справа в соборе.

* * *

Об изображении преподобного на иконах. Многие спрашивают: почему в Дивееве писали преподобного Серафима не так, как оно сохранилось на старинных изображениях его времени?

Дело в том, что в Сарове в покоях отца-игумена сохранялся портрет преподобного более раннего возраста. Святой изображен на сером фоне, в овале. Снимок с него помещен в «Летописи…» Чичагова. Писал старца художник Серебряков. Преподобный на нем изображен молодым, несогбенным. Портрет этот на другой день изъятия мощей послушник Борис принес рано утром в Дивеево и поместил сначала в нашей келии, а потом отдал блаженной Марии Ивановне. Где он сейчас, точно не известно.

С этого портрета, видимо, и писались иконы после открытия мощей.

В последние дни перед разгоном я вдруг неожиданно увидала на своей кровати большую тетрадь. Это была сшитая рукопись Мотовилова, и далее красивым четким почерком – расшифровка.

Рукопись была написана страшно неразборчивым почерком, одни волнистые линии, наподобие стенографической записи. Из приложенной расшифровки я поняла, что уже в мотовиловское время многие стали неправильно изображать кончину преподобного. Изображали его стоящим, а иногда даже и лежащим у аналоя в пустой келии. Кроме того, неправильно в углу ставят икону Божией Матери «Умиление». В действительности же было не так. Преподобный стоял на коленях у аналоя, а не лежал. Иконы были расположены в следующем порядке: в углу образ Нерукотворенного Спаса, направо рядом большой образ Царицы Небесной, а еще правей, с краю, образ Божией Матери «Умиление», перед ним круглый подсвечник-поднос с множеством горящих свечей.

В тетрадке был даже рисунок Мотовилова с надписью: «Я хоть и плохой художник, а все-таки попытаюсь изобразить».

Говорилось еще, что келия всегда была завалена мешками с сухарями, холстами, свертками свечей, так что к иконам оставался лишь узкий проход. Пожар-то и начался с того, что загорелись все эти вещи.

Я отдала тогда же тетрадь матушке-игумении.

Дуня Булатова, жившая в келии с Агашей Купцовой, мне говорила. Агаша была из рода Мелюковых, то есть родственница Елены Ивановны Мотовиловой. Раз Дуня выпросила у нее одну тетрадь Мотовилова. Там было сшито все подряд: хозяйственные счета, деловые бумаги и т. д. Но все же она сумела там разыскать и духовное. Мотовилов пишет, что преподобный ему много говорил о будущем России. И он было сел и хотел записать, но Ангел остановил его руку, сказав: «Не пиши, а передавай устно». Там еще было написано, что преподобный говорил, что смерть его будет подобна смерти семи отроков Ефесских.

Эту рукопись у Агаши выпросил один человек, назвавшийся царским фотографом. Обещал напечатать. В рукописи еще было написано:

«Не то диво, что не дошли за 100 саженей до моей хижины, а то диво, что моя смерть будет подобна смерти отроков Ефесских, 300 лет спавших в пещере. Как они восстали во уверение всеобщего воскресения, так и я восстану перед последним концом и возлягу в Дивееве. Дивеево будет называться не по селу Дивеево, а по всемирному Диву».

* * *

После кончины батюшки Серафима все его вещи, даже пустыньки – Ближняя и Дальняя, и оба камня, на которых он молился, старанием Николая Александровича Мотовилова перенесли в Дивеево. К открытию мощей никаких вещей преподобного в Сарове не было, пришлось просить у дивеевских, чтоб что-то поместить в его монастырской келии, превращенной в часовню. То была часть каменного корпуса, уже сломанного, и над келией воздвигли храм во имя преподобного Серафима. Туда-то и поместили часть камня, на котором он молился, мантию и список с иконы Божией Матери «Умиление».

Монахиня Серафима (Булгакова). Дивеевские предания. Из книги «Серафимо-Дивеевские предания»

Правила, заповеданные преподобным Серафимом

О. Василий перечисляет главные правила, которые заповедовал батюшка о. Серафим Дивееву. Объяснения о. Василия и великий смысл этих основных правил, на которых выросла дивная обитель Дивеевская, да проникнут в сердца всех входящих в святую обитель и живущих в ней, ибо заветы даны Самой Царицей Небесной и Она же избирает Своих сестер.

«Правила следующие: дабы вечно, неугасимо горела свеча перед местной иконой Спасителя в верхней, Рождества Христова церкви и вечно неугасимая же лампада у храмовой иконы Рождества Богоматери в нижней, Рождества Богородицы церкви. В этой же нижней Рождественской церкви, которую всегда батюшка называл усыпальницей мощей, предсказывая много раз и мне самому, что четверо мощей будут открыто почивать в ней, завещал на вечные времена читать денно и нощно неугасимую Псалтирь по усопшим, начиная с царских родов, иерархов Православной Церкви, благотворителей обители и кончая всеми просящими молитв о себе и присных своих, говоря: “Она будет вечно питать обитель, батюшка!” Также завещал на вечные времена неопустительно по воскресным дням перед литургией служить Параклис Божией Матери, весь нараспев, по ноте, оба канона попеременно, как в Саровской пустыни. “Если это исполнят, никакие беды обитель не постигнут, если же не исполнят, Царица Небесная накажет и без беды беду наживут”», – строго заповедовал мне лично много раз угодник Божий.

Архимандрит Серафим (Чичагов). Из книги «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря»

Молитвенный устав Дивеевской обители

Сестрам своей Дивеевской Мельничной обители батюшка дал даже новый устав о богослужении, приспособительный к слабому нашему времени и немощам женской природы.

«Зная будущее слабое время, слабые силы и слабый народ, – пишет о. Василий Садовский, – батюшка Серафим советовал оставить непосильный для женской немощи устав Саровской пустыни: “Мужчине, батюшка, и то с трудом лишь вмоготу исполнить, – сказал мне батюшка Серафим. – Поэтому, – объяснил он мне, – я и дал, по приказанию мне, убогому Серафиму, Самой Царицы Небесной, новый устав этой обители, более легкий: три раза в сутки прочитать (следующее): один раз – “Достойно”, три раза – “Отче наш”, три раза – “Богородице”, “Символ веры”, два раза – “Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешную” и один раз – “Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас грешных”, с поясными поклонами; два раза – “Господи Иисусе Христе, Госпожою Девою Мариею Богородицею, помилуй мя грешную”, и один раз – “Господи Иисусе Христе, Госпожою Девою Мариею Богородицею помилуй нас грешных”, тоже с поясными поклонами; двенадцать раз – “Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!” и двенадцать раз – “Владычице моя, Пресвятая Богородица, спаси нас грешных!” – тоже все с поясными поклонами. Да вечерние и утренние молитвы; да помянник с 12-ю избранными псалмами святых отец, и сто земных поклонов Иисусу, и сто земных же поклонов Владычице…”

“Довлеет им, батюшка, – сказал о. Серафим, – если только исполнят, спасутся!”

Так несложен и неутомительно посилен был молитвенный устав его».

Митрополит Вениамин (Федченков). Из книги «Всемирный светильник. Преподобный Серафим Саровский»

Дивеево в мятежные годы

Как ни величественны были годы начала XX столетия для расцвета благосостояния России, внешнего устроения Серафимо-Дивеевского монастыря, глубоко внутри страны таились злые силы атеизма, разнузданности, царило полное непонимание обществом назреваемых революционных событий. Что называется, ели, пили, веселились без меры, пока не разразилась страшная катастрофа.

Загрузка...